Покуда Мезерницкий приводил в чувство наш набегавшийся авангард, оркестр, не спеша, выдвинулся аккурат на середину между нашими позициями и Владимировкой. Красные не стреляли – это был уже не 18-й год, и музыкантов научились щадить. Я еще раз повторил взводным наши обычные правила: в атаке не бежать, идти шагом, желательно в одном и тот же темпе. И не стрелять. Все равно, с ходу по окопам вести огонь из винтовки бесполезно. Повторял я это, конечно, не для поручика Усвятского. А вот нашим прапорщикам лишний раз послушать не мешало.
Тут оркестранты подняли трубы, и загремела мазурка. Почти сразу же сзади послышался свист, конница Мезерницкого, перелетев через наши головы, помчалась к деревне. Мы встали, растянулись в цепь и пошли вслед за нею.
Красные, вероятно, не ожидали такого. Вообще-то, по нашему старому боевому уставу деревню следовало обработать артиллерией, но пушки застряли где-то в тылу, да и, в конце концов, нам сходило с рук и не такое. Сошло и на этот раз.
Конница ушла далеко вперед, и нам пришлось поневоле ускорять ход. Я несколько раз как следует гаркнул, покуда взводные догадались дать команду «шире шаг». Все это время я оглядывался, пытаясь увидеть Якова Александровича, и, наконец, обнаружил его в цепи первого взвода: командующий шел рядом с поручиком Усвятским, тот что-то с жаром рассказывал, а Яков Александрович посмеивался и дымил папиросой.
Вскоре мы поравнялись с нашим оркестром, который, не переставая играть, занял позицию за цепью и двинулся следом. Я не выдержал и, подойдя к музыкантам, заказал нашу «Белую акацию». Под «Акацию» мы ворвались в окопы краснопузых. Впрочем, делать нам уже было нечего – конница вышибла оттуда защитников революции, и они предпочли сдаться в плен. Кое-кто, впрочем, успел огородами дать стрекача.
С пленными оказалось немало возни. Коннице Мезерницкого пришлось спешиться и выстраивать их в колонну, а пехоте – выделять конвой. Красные орлы выглядели не самым лучшим образом. Поручик Усвятский не выдержал и произвел блиц-допрос первого попавшегося под руку краснопузого. Оказалось, что большинство пленных – местные, мобилизованные всего несколько дней назад. В общем, бить таких – невелика честь.
Владимировка была очищена, но Акимовка по-прежнему оставалась словно заколдованной. Очередной заслон вновь преградил нам путь, но на этот раз это были не тыловики и не мобилизованные. У самой Акимовки нас поджидали четыре красных бронепоезда, а над нами парил аэростат, на котором огромными буквами было написано: «Даешь Врангеля!»
Генерал Туркул, прочитав эти страницы, заметил, что они начали летнюю кампанию куда более романтично. Правда, в десант они на этот раз не ходили, но зато пришлось отражать атаку жирафов, зебр и антилоп. Я не мог не поинтересоваться, как обстояло дело со львами и тиграми, он Туркул стоял на своем. Львов не было, а по поводу вышеперечисленной фауны мне может рассказать любой «дрозд». В конце концов, мы позвали полковника Колтышева, которому, как известно, любые фантазии противопоказаны, и он подтвердил этот невероятный случай.
Все объяснялось просто. Дроздовцы атаковали Асканию-Нова, и красные, убегая, открыли вольеры тамошнего зоосада. Бедные четвероногие, вздымая пыль до небес, помчались прямо на «дроздов», приготовившихся было к атаке красной конницы. Увидев жирафов, «дрозды» пережили, вероятно, не самые веселые минуты, но вскоре все разъяснилось и кончилось вполне благополучно. Антилоп тут же загнали обратно в вольеры, жирафы, правда, сумели поснимать с половины офицеров фуражки, а вот зебр довелось вязать и транспортировать против воли. Скормив бедным пленникам весь имевшийся запас сахара, «дрозды» пошли дальше. Экий таврийский Майн Рид!
Жаль, прапорщика Герениса там не было.
6 июня.
Сегодня Туркул пригласил меня к себе и сообщил, что за то время, пока я прохлаждался в госпитале, офицеры и нижние чины нашего Голого Поля устроили подписку, собирая средства на лечение нескольких офицеров, нуждающихся в санаторном режиме. Среди этих офицеров был и я. Туркул показал мне подписной лист, выглядевший очень внушительно. Деньги внес даже генерал Нога, а Фельдфебель выложил чуть ли не все месячное жалованье.
Достав бумажник, я извлек все его содержимое, прося внести его в этот фонд. Антон Васильевич в ответ заметил, что деньги мне пригодятся самому, покуда я буду лечиться в том самом санатории.
Пришлось объясниться. Я напомнил Туркулу размер суммы, которую мне назвало швейцарское светило. Столько едва ли найдется во всем Галлиполи. Тем более, требуются не лиры, а швейцарские франки, в крайнем случае, британские фунты. Так что, надеюсь, собранные деньги помогут моим болящим сослуживцам. А мне и тут, в общем-то, неплохо.
Туркул хитро посмотрел на меня и заметил, что можно обойтись и без швейцарских франков. Оказывается, он успел побывать в Истанбуле и посетить обитель этого светила. Бог весть, о чем они там толковали, надеюсь, генерал обошелся без рукоприкладства, но, в конце концов, выяснилось, что вполне приличный санаторий имеется в Болгарии, а там сойдут и наши лиры. Лечение стоит куда дешевле, а отправиться туда можно где-то через месяц.
Я вспомнил приговор и произвел несложный расчет в уме. Вообще-то говоря... Чем чорт не шутит!
Под конец Туркул обрадовал меня, сообщив, что о моей идее посетить руины крепостной Трои он поведал генералу Витковскому. Владимир Константинович чрезвычайно заинтересовался (надо же!) и обещал в ближайшее время организовать туда небольшую экскурсию. Оказывается, даже идэ фикс может иногда сбываться. Правда, к Гиссарлыку, по слухам, уже подбираются разъезды Кемаля, но остается уповать на обычную турецкую медлительность.